Глава 3. Выпускной.
С утра 21 июня настроение у всех было нервно-приподнятое. Еще бы… Наш обескровленный коллектив сумел не только выстоять сам, но и собрать разбежавшихся за время следствия учеников и даже сдать вместе с ними выпускные экзамены.
Что смущало всех учителей и меня тоже, так это желание наших выпускников провести выпускной вечер «как положено», с угощением, танцами и все сопутствующим. То есть, подарками учителям и мне лично. Не воспримут ли карательные органы данное мероприятие как взятку…
Заводилами были Вова Спех и Саша Демченко. Впрочем, если Спеха еще можно было называть Вовой, тридцать два года, всего лишь на три года старше меня, то Демченко, чья дочь в дневной школе получала вместе с папой аттестат, я как-то стеснялся называть Сашей. И только после длительной беседы за бутылкой самогона я смог преодолеть свои предрассудки.
Посоветовавшись с Борисом Николаевичем и Николаем Диордиевичем, я согласился на «настоящий выпускной».
- Только, ты этого… того… без эксцессов, - добавил Борис Николаевич, На вручение аттестатов приедет секретарь райкома. Сам понимаешь, вы под колпаком.
Сообщение о присутствии секретаря райкома произвело на мой женский коллектив гнетущее впечатлении. А наши выпускники восприняли эту новость с таким спокойствием, как будто я рассказал им о визите Папы Римского в Южную Америку.
- Приедут и приедут, - сказала Люда Пономаренко, - начнем выпускной, когда они уедут.
На «родительском» собрании мы обсудили план мероприятия, назначили ответственных и договорились, что «выпускной» продлится с шести вечера до двенадцати часов. Никаких прогулок под луной и гуляний по селу. Нечего привлекать внимание.
Прощаясь с каждым учеником, я настойчиво повторял:
- Никаких подарков учителям. Сам понимаешь.
Все согласно кивали головой и только Кнап сказал:
- Не волнуйся, Валерий Дмитриевич, к нашим подаркам никакой ОБХСС не придерется.
Зря я не придал значения этим словам.
В субботу, 21 июня, все собрались в учительской, где мы еще раз проверили аттестаты и ввели другу друга в сомнабулически-истеричное состояние, сопровождавшееся трясучкой.
Напряжение нарастало.
Часов с одиннадцати в школу стали приходить жены, мужья и дети наших выпускников. Кабинет географии, выделенный для подготовки выпускного, заполнили сумки, авоськи, кастрюли, набитые продуктами. За предусмотрительно сдвинутым шкафом выстроились батареи бутылок. Запахло мясом, тушеной картошкой, луком и сельдереем.
Часам к трем все было готово. Во двор вынесли стол, накрыли его белой скатертью и стали ждать высокое начальство.
Около четырех часов в воротах школы показались белые «Жигули», в которых сидели Борис Николаевич, Николай Диордиевич и еще какой-то мужчина, судя по всему, тот самый секретарь райкома партии. Мы зашли в учительскую. Борис Николаевич представил нас секретарю райкома, и, с аттестатами в руках, все вышли во двор.
Борис Николаевич произнес короткую, но очень нудную речь. Почему-то такие речи сопровождают у нас абсолютно все мероприятия. И человек, который полчаса назад шутил и смеялся, превращается в тупую безмысленную машину, извергающую поток тошнотворных, скучных и совершенно бесцветных слов.
Выдали аттестаты, и новоявленные члены сообщества образованных людей рассыпались по двору, разбились на кучки и стали бесцельно фланировать по двору в ожидании призыва занять места за праздничным столом.
Я стоял посреди коридора напротив учительской. Сквозь поглотивший меня нервный туман доносился голос Елены Николаевны, учительницы украинского языка и литературы, в очередной раз рассказывавшей историю о какой-то козе, сожравшей контрольные работы.
В этот момент ко мне подошел Николай Диордиевич и, усмехаясь, сказал: «Иди сюда, Песталоцци».
Мы вышли в школьный двор и Николай Диордиевич тихо, почти шепотом, сказал:
- Утихомирь своих орлов.
- Что случилось? - так же тихо спросил я.
- Вон тот, - Николай Диордиевич почти незаметно мотнул головой в сторону Спеха, - подошел к секретарю райкома и сказал: «Гони червонец».
- Зачем? - логично спросил я.
- Вот и тот спросил: зачем? – улыбнулся мой шеф.
- Как же, учителя за нами бегали, время на нас тратили. Должны же мы их отблагодарить, - объяснил недалекому секретарю мой активист.
Но меня уже ничто не могло ни смутить, ни взволновать. Я оставил Диордиевича посреди двора, а сам направился к Вове, стоявшему со своей женой и дочерью.
- Ну что, - встрепенулся мой «воспитанник», - когда эти двое уедут? Есть уже охота.
- Их не двое, а трое, - ответил я. – Третий - это секретарь райкома, у которого ты червонец требовал. Под монастырь меня подвести хочешь?
- Да откуда же я знал! – как ни в чем ни бывало, ответил он. – Что, наябедничал? Червонец зажал. Жлобяра. Ничего, Валерий Дмитриевич, сейчас все решим.
И он направился в сторону Кнапа и его брата Белого. Потом они куда-то исчезли, и через несколько минут я увидел эту троицу, оживленно беседующую с моим начальством. Но мне уже было все равно.
Вскоре я услышал свое имя и увидел, как Борис Николаевич машет мне рукой. Я подошел к ним.
- Молодец, - сказал Борис Николаевич, - хорошо все организовал. Мы уже поедем, а вы здесь отмечайте. Только, смотри, чтобы все тихо было.
- Постараюсь, Борис Николаевич.
Мое руководство село в машину. «Жигули» медленно развернулись и направились к воротам. Из заднего окна мне подмигивала смеющаяся физиономия Николая Диордиевича.
Я направился к группке учителей и сказал, что можно начинать.
Стоя в дверях, я смотрел на проходящих мимо веселых, бодрых мужчин и женщин. Настроение постепенно начинало соответствовать празднику. Задумавшись, я не заметил подошедшего Кнапа:
- Пошли, Валерий Дмитриевич, отдохнем.
- Саша, а что вы им сказали, что они уехали такие довольные?
- Ничего. Мы поставили им в багажник ящик коньяку и попросили нам не мешать. Так что все хорошо.
- Ну и… - махнул рукой я. И мы с Кнапом пошли в кабинет географии. Все только начиналось…
Комментариев нет:
Отправить комментарий