Весной 1918 года по планете начала распространяться болезнь - смертельный вирус, заразивший треть населения мира и унесший жизни более 50 миллионов человек. Лаура Спинни исследует разрушительные последствия и далеко идущее наследие пандемии испанского гриппа.
Статья написана Лаурой Спинни в 2018 году, когда о ковиде мы и не слышали. Поведение государств и обществ 100 лет назад не отличается от современных. Когда "испанка" исчезла - абсолютно без участия человека - люди тут же о ней забыли и стали строить социализм, нацизм, фашизм и коммунизм. О вирусе забыли. Даже в литературе тех лет нет о нем ни слова! Из-за этой "забывчивости" наши знания о вирусах за сто лет не очень изменились, остались маски, "социальная дистанция" и карантин.Может, в общественной жизни вирус и произвел изменения, но человека он ничему не научил. И по-видимому, Гюстав Флобер был прав, когда после франко-прусской войны записал в дневнике: "Что бы не случилось, человек навсегда останется идиотом".
\
Laura Spinney источник: BBC
World Histories ,
issue 4, 2018
Испанский грипп: вирус, изменивший мир
28 сентября 1918 года одна испанская газета преподала своим читателям короткий урок о гриппе. «Возбудитель, вызывающий эту инфекцию, - пояснила она, - это палочка Пфайффера, которая чрезвычайно мала и видна только в микроскоп».
Объяснение было своевременным, потому что мир оказался в тисках самой ужасной пандемии гриппа за всю историю наблюдений - но оно также было неверным: грипп вызывается вирусом. К сожалению, не только одна испанская газета неверно определила возбудителя болезни. Идея о том, что грипп вызван бациллами или бактериями, была принята наиболее выдающимися учеными того времени, которые оказались почти полностью беспомощными перед лицом бедствия. Между первым зарегистрированным случаем в марте 1918 года и последним случаем в марте 1920 года умерло около 50 миллионов человек, хотя некоторые эксперты предполагают, что общее количество на самом деле могло быть вдвое больше. «Испанский грипп» убил больше людей, чем Первая мировая война, возможно, даже больше, чем Вторая мировая война - на самом деле, возможно, больше, чем оба вместе взятые.
Пандемия наступила на критическом этапе в эволюции понимания инфекционных болезней. Еще в 19 веке эпидемии считались стихийными бедствиями - понятие, восходящее к средневековью. Впервые бактерии были обнаружены в 17 веке, но изначально не были связаны с болезнями человека. В конце 1850-х годов французский биолог Луи Пастер установил связь между микроорганизмами и болезнями, а пару десятилетий спустя немецкий микробиолог Роберт Кох развил современные концепции инфекционных болезней. «Теория микробов» распространилась повсюду, постепенно вытесняя более фаталистические идеи.
К 20-му веку применение теории микробов в сочетании с улучшением гигиены и санитарии сделало значительные шаги в борьбе с так называемыми «массовыми» болезнями, поразившими человеческие сообщества, особенно те, которые населяют большие города, которые быстро разрослись после Индустриальная революция. На протяжении 19 века так много горожан погибло от таких болезней - холеры, тифа и туберкулеза, и это лишь три, - что городам требовался постоянный приток здоровых крестьян из сельской местности, чтобы поддерживать их численность. Теперь, наконец, они стали самодостаточными.
К 1918 году вера в науку была высока, и некоторые ученые даже проявили некоторую чванство. Двенадцатью годами ранее это побудило ирландского драматурга Джорджа Бернарда Шоу написать «Дилемму доктора», в которой выдающийся врач сэр Коленсо Риджон - персонаж, основанный на сэре Альмроте Райте, разработавшем вакцину от брюшного тифа, - играет с судьбами своих пациентов в роли бога. . Шоу предостерегал врачей от высокомерия, но потребовалась вспышка еще одной «массовой» болезни - гриппа - чтобы они осознали, насколько мало они знали.
Когда в начале 20 века ученые думали о «микробах», они обычно думали о бактериях. Вирус был новой концепцией; Первый вирус, открытый в 1892 году, инфицировал растения табака и был обнаружен косвенно по его способности передавать болезнь. В отличие от многих бактерий, он был слишком мал, чтобы его можно было увидеть в оптический микроскоп. На самом деле, не видя вирусов, ученые обсуждали их природу: были ли они организмом или токсином, жидкостью или частицами, мертвыми или живыми? Они были покрыты тайной, и никто не подозревал, что они могут быть причиной гриппа.
Во время предыдущей пандемии гриппа - так называемого «русского» гриппа, который начался в 1889 году, студент Коха по имени Ричард Пфайффер утверждал, что идентифицировал бактерию, вызвавшую грипп. Бацилла Пфайффера, как она стала известна, действительно существует и вызывает заболевание, но не вызывает гриппа. Во время пандемии 1918 года патологи, которые культивировали бактериальные колонии из ткани легких жертв гриппа, обнаружили палочку Пфайффера в некоторых, но не во всех культурах, и это их озадачило. Чтобы добавить в недоумение врачей, вакцины, созданные против бациллы Пфайффера, похоже, помогли некоторым пациентам. Фактически, эти вакцины были эффективны против вторичных бактериальных инфекций, вызывающих пневмонию - во многих случаях основной причиной смерти, - но в то время ученые этого не знали. Они слишком поздно осознают свою ошибку.
Что в имени?
Русский грипп получил свое название, потому что считалось, что он зародился в Бухаре в Узбекистане (в то время входившей в состав Российской империи). Пандемия, разразившаяся почти 30 лет спустя, всегда будет называться «испанский грипп», хотя она началась не в Испании. Он накрыл мир тремя волнами, которые в северном полушарии соответствовали умеренной волне весной 1918 года, смертельной волне следующей осенью и репрессиям в первые месяцы 1919 года, которые были промежуточными по вирулентности между другими. два. Первые случаи заболевания были официально зарегистрированы в марте 1918 года на военной базе Кэмп-Фанстон в Канзасе. В течение шести недель болезнь достигла окопов западного фронта во Франции, но только в мае грипп разразился в Испании.
В отличие от США и Франции, Испания была нейтральной в войне, поэтому не подвергала цензуре свою прессу. Поэтому первые испанские случаи были опубликованы в газетах, и поскольку король Альфонсо XIII, премьер-министр и несколько членов кабинета были среди этих первых случаев, тяжелое положение страны было очень заметным. Люди во всем мире считали, что болезнь распространилась из Мадрида - заблуждение, поощряемое пропагандистами в воюющих странах, которые знали, что заразились ею еще до Испании. В интересах поддержания морального духа своего населения они были счастливы переложить вину на других. Название прижилось.
Понятно, что испанцы рассердились на эту клевету: они знали, что не несут ответственности, и сильно подозревали, что французы отправили грипп через границу, но они не могли быть уверены. Они искали другой лейбл и нашли вдохновение в оперетте, представленной в столичном театре Зарсуэла - чрезвычайно популярной переработке мифа о Дон Жуане с запоминающейся мелодией под названием «Неаполитанский солдат». Заболевание стало известно в Испании как «Неаполитанский солдат».
Но хотя испанский грипп возник не в Испании, эта страна очень сильно пострадала от него. В начале 20 века грипп считался демократическим заболеванием - от него никто не был застрахован - но даже в разгар пандемии отмечалось, что болезнь поразила неравномерно. Он «отдает предпочтение» определенным возрастным группам: очень молодым и пожилым, но также и средней когорте в возрасте от 20 до 40 лет. Он предпочитает мужчин женщинам, за исключением беременных женщин, которые относятся к группе особенно высокого риска.
Эти возрастные и гендерные закономерности повторялись во всем мире, но вирулентность, с которой поразил грипп, также варьировалась от места к месту. Вероятность смерти от гриппа жителей некоторых частей Азии в 30 раз выше, чем у жителей некоторых частей Европы. В целом, Азия и Африка страдают самым высоким уровнем смертности, а самый низкий - в Европе, Северной Америке и Австралии. Но внутри континентов тоже были большие различия. В африканских странах к югу от Сахары уровень смертности в два или даже в три раза выше, чем в странах к северу от пустыни, а в Испании зарегистрирован один из самых высоких показателей смертности в Европе - вдвое больше, чем в Великобритании, в три раза больше, чем в Дании.
На этом различия не закончилась. В целом города пострадали сильнее, чем сельские районы, но одни города пострадали сильнее, чем другие, и также были различия внутри городов. Например, недавно прибывшие иммигранты, как правило, умирали чаще, чем более старые, более устоявшиеся группы. Между тем в сельской местности одна деревня могла быть уничтожена, а другая, внешне похожая во всех отношениях, ускользнула, отделавшись небольшой данью.
«Какой-то неизъяснимый ужас»
Казалось, что грипп поражает случайных жертв, и это было жестоко. Из-за того, что взрослые в расцвете сил умирали толпами, общины рушились. Дети остались сиротами, пожилые родители оставались на произвол судьбы. Люди не могли объяснить эту лотерею, и это глубоко их тревожило. Пытаясь описать чувство, которое это внушало ему, французский врач из города Лион написал, что это очень не похоже на «кишечные муки», которые он испытал во время службы на фронте. Это была «более расплывчатая тревога, ощущение какого-то неопределенного ужаса, охватившего жителей этого городка».
Лишь позже, когда эпидемиологи сосредоточились на цифрах, стали выявляться закономерности и выдвигались первые элементы объяснения. Некоторая изменчивость может быть объяснена неравенством богатства и кастовой принадлежности и, в той мере, в какой это отражает эти факторы, цветом кожи. Плохое питание, теснота жизни и ограниченный доступ к здравоохранению ослабили здоровье, сделав бедных, иммигрантов и этнические меньшинства более восприимчивыми к инфекции. Как сказал французский историк Патрик Зильберман: «Вирус вполне мог вести себя« демократически », но общество, которое он атаковал, вряд ли было эгалитарным».
Кампании общественного здравоохранения изменили ситуацию, несмотря на то, что медики не понимали причины болезни. С незапамятных времен всякий раз, когда заражение представляет собой угрозу, люди практиковали «социальное дистанцирование» - инстинктивно понимая, что избегание зараженных людей увеличивает шансы на сохранение здоровья. В 1918 году социальное дистанцирование приняло форму карантинных зон, изоляторов и запретов на массовые собрания; там, где они применялись должным образом, эти меры замедляли распространение. Австралия полностью предотвратила осеннюю волну, введя эффективный карантин в своих портах.
Исключения подтвердили правило. В 1918 году Персия была несостоявшимся государством после многих лет использования в качестве пешки в «Большой игре» - борьбе между британцами и русскими за контроль над обширной территорией между Аравийским и Каспийским морями. Его правительство было слабым и почти банкротом, и ему не хватало целостной санитарной инфраструктуры, поэтому, когда в августе 1918 года в северо-восточном священном городе Мешхед разразился грипп, никаких мер социального дистанцирования не применялось.
В течение двух недель все дома и предприятия в Мешхеде были инфицированы, и той осенью заболели две трети населения города. Без ограничений на передвижение грипп распространился с паломниками, солдатами и торговцами по всем четырем уголкам страны. К тому времени, когда Персия снова избавилась от гриппа, она потеряла от 8% до 22% своего населения (эта неопределенность отражает тот факт, что в стране, находящейся в кризисе, сбор статистики вряд ли был приоритетом). Для сравнения, даже 8% в 20 раз превышают уровень смертности от гриппа в Ирландии.
Там, где наблюдались различия в показателях заболеваемости и смертности, объяснения людей отражали современное понимание - или, скорее, неправильное понимание - инфекционных заболеваний. Когда Чарльз Дарвин изложил свою теорию эволюции путем естественного отбора в «Происхождении видов» (1859 г.), он не намеревался применять свои идеи к человеческим обществам, но другие в его время поступали именно так, создавая «науку» евгенику. Евгеники считали, что человечество состоит из разных «рас», которые борются за выживание, и к 1918 году их мышление стало мейнстримом в индустриальных обществах. Некоторые евгеники отметили, что более бедные слои общества непропорционально сильно страдали от гриппа, что они приписали конституционной неполноценности. Они также включили теорию микробов в свое мировоззрение: если бедные и рабочий класс более склонны к инфекциям, рассуждали евгеники, они должны винить только самих себя, потому что Пастер учил, что инфекцию можно предотвратить.
Индийская напряженность
Ужасные последствия такого образа мышления лучше всего проиллюстрированы в Индии. Британские колонизаторы этой земли долгое время считали Индию антисанитарной по своей природе, и поэтому мало инвестировали в здравоохранение коренных народов. В результате пандемии погибло 18 миллионов индийцев - самая большая потеря в абсолютном выражении среди всех стран мира. Но была бы обратная реакция. Слабая реакция Великобритании на распространение гриппа вызвала недовольство и движение за независимость. Напряженность достигла апогея с принятием в начале 1919 года Закона Роулата, который расширил действие военного положения в стране. Это вызвало мирные протесты, и 13 апреля британские войска открыли огонь по безоружной толпе в Амритсаре, в результате чего были убиты сотни индийцев - резня, которая стимулировала движение за независимость.
Испанский грипп вызвал восстания повсюду. Осенью 1918 года по всему миру прокатилась волна рабочих забастовок и антиимпериалистических протестов. Недовольство тлело еще до русских революций 1917 года, но грипп раздул пламя, усугубив и без того ужасную ситуацию с поставками и подчеркнув неравенство. Даже хорошо организованная Швейцария едва избежала гражданской войны в ноябре 1918 года после того, как левые группы обвинили правительство и военное командование в большом количестве смертей от гриппа в армии.
Все еще были части мира, где люди никогда не слышали ни о теории Дарвина, ни о микробах, и где население обращалось к более проверенным объяснениям. Например, в сельских районах Китая многие люди до сих пор считали, что болезнь посылают демоны и драконы; они выставляли напоказ фигуры королей-драконов по улицам в надежде умилостивить разгневанных духов. Врач-миссионер описал, как в начале 1919 года ходил из дома в дом в провинции Шаньси и находил ножницы, вставленные в дверные проемы - очевидно, чтобы отогнать демонов, «или, возможно, разрезать их пополам».
Даже на развитом западе люди колебались. Часто казалось, что смерть поражает без всякой причины. Многие все еще помнили более мистическую, додарвиновскую эпоху, и четыре года войны разрушили психологическую защиту. Видя, насколько плохо подготовлены люди науки, чтобы помочь им, многие люди пришли к выводу, что пандемия была стихийным бедствием - божественным возмездием за их грехи. В Саморе - том же испанском городе, газета которого с такой уверенностью заявляла, что возбудителем болезни является бацилла Пфайффера - епископ нарушил запрет органов здравоохранения на массовые собрания и приказал людям заходить в церкви, чтобы унять «законный гнев Бога». Впоследствии в этом городе был зарегистрирован один из самых высоких показателей смертности от гриппа в Испании - факт, о котором его жители знали, хотя, похоже, они не обвиняли в этом своего епископа. Вместо этого они наградили его медалью в знак признания его героических усилий, направленных на то, чтобы положить конец их страданиям.
Это показывает, как реакция на грипп отражала пробелы в понимании. Пандемия 1918 года поразила мир, который был к ней совершенно не подготовлен, нанеся серьезный удар по научному высокомерию и дестабилизировав общественный и политический порядок на десятилетия вперед.
Laura Spinney - писатель и журналст. Её книга Pale Rider: The Spanish Flu of
1918 and How it Changed the World, оппубликована Jonathan
Cape в июне 2017 ггода
